Была темная, безлунная ночь. Дул ветерок, мела поземка. Вдруг между холмами и сопками забелела чья-то коричнево-зеленая фигура, волоча за собой пустую консервную банку на веревочке. Это приближался Неизвестный, постукивая на ходу желудями и подтаскивая за собой свои корни. Впереди одиноко возвышался кривой фонарный столб, вперемешку освещая то гнилые ворота, то сетку забора, то ржавую табличку, валявшуюся на земле, с надписью "Кладбище старых сортиров". Неизвестный, (кто бы это мог быть?), с молчаливым акцентом водопроводчика, углом упал на землю, (если ЭТО можно назвать землей), и пополз в сторону забора. В дупле дико завыла белка, и в геометрической прогрессии наращивая интенсивность визга, с периодическими всхлипываниями, начала жадно пожирать болтавшиеся рядом желуди. Неизвестный молча терпел и продолжал приближаться к забору.

      Глубоко воткнутые в крону наушники от плеера "Березка" сладко напевали давно знакомые мелодии любимой группы (стиль - хэви + металл + трэш + джаз + попса + старый гундосый эскимос) под названием "Зеленая жижа". Оказавшись рядом с забором, Неизвестный, (краткости и созвучия будем называть его просто Тополь), как бы случайно вытащил изо рта вставную челюсть с фарфоровыми зубами, (проклятая Камбоджа), почесал ею, (не Камбоджею, но челюстью), копыто соседской лошади и с огромнейшей ненавистью, (как ярый и неисправимый противник ночных абортов), стал перекусывать проволоку. Хрустел металл. В ночной тишине слышалось громкое хоровое пение бобров: "Не трожьте нашу дырочку, не трожьте нашу щелочку и странное отверстьице для маленьких жучков...". Образовавшаяся дыра была достаточно велика для того, чтобы пролезть в нее. Проталкивая свое мощное тело сквозь забор, Тополь внезапно зацепился желудем за какой-то крючок и резко рванул вперед. Раздался сухой треск, и желудь победно остался висеть на заборе, радуясь неожиданной свободе.

      "Все, хана", - думал Тополь. "Меня ж теперь девушки любить не будут". На щеке появилась слезинка. "А, хрен с ним, весной новый вырастет!", продолжал думать он, поднимаясь из какой-то лужи, на первый взгляд нормальной, но попахивающей как-то очень и очень странно.

      Чрезвычайно долгий и напряженный умственный процесс необычайно утомил Героя. Для снятия напряжения он промотал бобину на плеере вперед и стал полоскать и прочищать себе мозги забойным музоном "Их, их, Федор Га***ков".

      Больше всего в жизни Тополь любил смотреть в небо, мороженное из Израиля и отход на север. Он начал настороженно, от пенька к пеньку, перебираться вглубь огороженной территории. "Какая странная, но приятно-знакомая местность", - думал Герой, полной грудью вдыхая густой аромат, исходивший от бумерангов Василия Ивановича. Грудь была 5 размера, но посторонних не любила и поэтому всегда смущенно пряталась за пазуху. Внезапно он вспомнил старую-старую сказочку, (которую ему рассказывали в детстве), про маленькую девочку-отличницу которая, не испугавшись темноты и наркоманов, пошла ночью на кладбище, чтобы насобирать мамочке цветочки. И которой на голову упала ОГРОМНАЯ КУЧА … Внезапно на Тополя, сверху, на красный в полосочку бантик, упала огромная куча натурального удобрения со скидкой.

      - Инопланетяне, вашу мать, - заорал он с откровенностью болта М 8 х 1,5, - нашли место где … (дальше он произнес слово, которое рифмуется со словами: летать, кровать, молчать, мать …)

      Совсем рядом, слева в темноте, с ненавязчивостью обреченных, громко спаривались два кресла, а справа, в кустах, трехногий стул увлеченно насиловал скамеечку для ног.

      "Как иногда хочется сделать что - нибудь разумное, доброе, вечное", - думал Тополь, обливая бензином какое-то огромное мрачное здание и поджигая его. Местность вокруг постепенно преображалась. Громко хлопая крыльями, пролетело стадо крокодилов. "Добрый косяк", - всплыла мысля и Герой сделал последнюю тягу. Повсюду, подобно горным кручам, высились горы старых унитазов, смывных бачков, ручек на веревочках, щеток для мытья сами знаете чего, обломков водопроводных труб, клочки газет, и груды использованной туалетной бумаги. Аппетитно жужжали большие зеленые мухи с волосатыми ногами. Впереди, огромнейшую гору, как главный пик горной системы, венчал громадный фаянсовый унитаз, на котором фиолетовой масляной краской было написано: "Здесь сидел и наделал делов Я !!!". "Надо же", - удивился Тополь: "Моим почерком написано. Что бы это могло значить?". Он увлеченно замахал ветками, пытаясь взлететь, и задумавшись, присел на стоявшее рядом очко (21).

      - Мать !!!, крикнул он в глубину унитаза.

      - Если вылезу, будешь долго отгребать, придурок, - откликнулось эхо.

      - Да пошло ты !!!, - заорал Тополь повторно.

      Из глубины унитаза, из самых его недр, поднялась в воздух могучая волна чего-то до боли знакомого и замочила Героя стремительно падающим домкратом. Размазывая де**мо по лицу, Тополь внезапно и радостно вспомнил:

      - Я ДОМА !!!

      Ну конечно же, дурачок, ты дома. Мы рады за тебя. Вон там, видишь, за той горкой находится твоя любимая уютная нора с раздельным санузлом и твой счастливый талисман - кусочек наждачной бумаги, который ты упоительно прижимаешь к себе в минуты радости и гордо бережешь его.

      "Как хорошо снова быть дома!", - думал Тополь, нежась на куче мятой туалетной бумаги: "И пусть запах, ведь если есть запах, то должен же его кто-то нюхать!". Слипаются глаза. Спи, спи.

      Над входом в нору стоит густой храп и навскидку с лёта сбивает пролетающих мимо наркоманов. Кочуют на юго-запад караваны анаши. Мертвецки обдубиненный муравей, гордо подняв голову с классическим греческим профилем, густым басом пьяно ревет в предрассветное небо:

      - Спокойной ночи, придурки !!!, - и замертво падает в дырку родного муравейника.

      Одна за одной гаснут на небе звезды. И вдруг, на востоке, ярко - алым вспыхивает тоненькая ниточка или даже полоска, ну в общем краешек неба. Приближается восход солнца. Мир и покой царят на "Кладбище старых сортиров". Спите придурки.

      И только старый страус, глотнув первача из стоящего рядом бутыля, пьяно и бессмысленно пялит голубые глаза на огромный фаянсовый унитаз с надписью: "Здесь сидел и наделал делов Я !!!", и в гордом одиночестве встречает рождение утра нового дня.